— Ты делал все сам, господин, — строго сказала она. — Тебе и отвечать.

На миг Рашид улыбнулся.

— Не беспокойся. Я никому не скажу, что ты мне помогала. А моя жена поправится, вот увидишь.

Хомайра жалостливо сказала:

— Конечно, господин. Обязательно поправится. Так я пойду принесу чаю.

21

К удивлению всей деревни, на утро следующего дня младшая наложница Якуба, заглянув в комнату больной, сообщила, что жена купца Рашида все еще жива.

Хомайра сразу же заявила, что чудо свершилось благодаря ее чудесному талисману. Он оказался настолько могуществен, что даже кипяток и чистые тряпки не смогли ему помешать. Рашид благоразумно отмалчивался, мысленно благословляя стерильную ткань и чистую воду. Без них Люси была бы обречена. Не так-то легко было ее спасти от инфекции на кровати, кишащей блохами, да еще с этой жуткой жабьей кожей на шее.

Эдуард с тревогой ждал момента, когда Люси очнется. К сожалению, ночью его так и не оставили с ней наедине. Будь проклят афганский обычай не покидать гостя и все время находиться рядом! Якуб, жены Якуба, его сыновья и дочери считали, что их долг побыть рядом с Рашидом, горюющим над умирающей женой. Когда же выяснилось, что Люси умирать не собирается, в деревне началось всеобщее ликование. Собралось все многочисленное семейство, желая собственными глазами посмотреть на ту, которая спаслась от смерти.

Наконец Люси зашевелилась, заметалась на подушке, и глаза ее открылись. У Эдуарда сразу пересохло в горле. Какими огромными казались эти глаза на бледном, измученном личике. Эдуард хотел обнять жену, покрыть ее лицо поцелуями, загладить свою вину. Но вместо этого пришлось ограничиться улыбкой:

— Добро пожаловать обратно в мир живущих, сердце мое, — сказал он на пушту.

Даже в своем нынешнем состоянии Люси поняла, что по-английски говорить нельзя.

— Рашид? — прошептала она, видя, сколько людей столпилось вокруг кровати. — Все в порядке?

— Да. Главное, что тебе лучше.

Он взял ее за руку, лихорадочно думая, как бы дать ей понять, что он любит ее больше всего на свете и мучается сознанием своей вины. Эдуард увидел ее потрескавшиеся, кровоточащие губы и сказал первое, что ему пришло в голову:

— Хочешь чаю? Хомайра заварила его специально для тебя.

Просто великолепно, мысленно чертыхнулся он. Какие прочувствованные слова, особенно если учесть, что она чуть не погибла, пытаясь его спасти.

— Да, чай — это хорошо. У меня такое ощущение, будто я песку наглоталась, — еле слышно проговорила Люси.

По крайней мере она не сказала, чтобы он проваливал ко всем чертям и никогда больше не возвращался, с облегчением подумал Эдуард. Он помог жене сесть, взял у Хомайры драгоценную фарфоровую чашку и поднес ее к губам Люси.

Люси с наслаждением отпила ароматный напиток. Чай был очень сладкий, и Люси блаженно закрыла глаза, чувствуя, как животворная жидкость согревает ее изнутри. На щеках молодой женщины появился легкий румянец.

Но в следующую секунду Люси поморщилась, схватилась руками за живот, и лицо ее снова побелело.

Она отдала чашку, выпрямилась. Эдуарду показалось, что она специально старается не смотреть ему в глаза. Значит, все-таки не простила…

— Ребенок, — прошептала Люси. — Я его потеряла, да?

Якуб и все члены его семьи горестно вздохнули. Вот оно, начинается. Все с любопытством взглянули на купца. Известно, что мужчины очень тяжело переживают потерю своего первого сына. Многие даже разводятся с женами после такого несчастья. Правда, Рашид, судя по всему, души не чает в своей жене, так что вряд ли он оставит ее.

В эту минуту Эдуард пожертвовал бы всем своим состоянием, лишь бы иметь возможность крепко обнять жену и сказать ей о своей любви, о своем раскаянии. Но за пазухой у Эдуарда лежали важнейшие документы, которые нужно было доставить в Индию. Нельзя было подвергать задание риску, а если бы он нарушил обычаи афридиев, дело могло бы принять скверный оборот. Он и так уже зашел слишком далеко — по местным традициям мужчина не должен публично держать жену за руку.

— Дорогая, — нежно сказал он, стараясь передать прикосновением пальцев то, что не мог выразить словами. — Наш сын потерян, но у нас еще будут другие сыновья. И дочери. Впереди много лет счастливой жизни, у нас еще будет много детей.

Якуб и его родственники одобрительно закивали, считая, что Рашид очень тактично утешает жену. Но сам Эдуард по реакции Люсинды понял, что его слова больно ранили ее. Конечно, она думает, что надежда на будущих детей — слабое утешение, когда речь идет о потере их нерожденного младенца. Конечно, в своем нынешнем состоянии Люси не способна понять, что Рашид не может терять лицо перед афридиями. Скорбь в присутствии женщин — неподобающее занятие для мужчины. Вот гневаться на жену мужчине не возбраняется, а горевать по ребенку, который к тому же еще не родился, — проявление слабости. Люси не могла понять, что в этот миг от отношений с Якубом зависело, удастся ли ей и Эдуарду благополучно вернуться в Индию. Ни в коем случае нельзя было проявлять при афганцах слабость.

Нежным жестом, который должен был заменить все непроизнесенные слова, Эдуард отвел прядь, упавшую жене на глаза.

— Тебе нужно поправляться, дорогая. Мы еще успеем обо всем поговорить. Хомайра, старшая жена Якуба, приготовила тебе бульон. Может быть, выпьешь?

К его облегчению, Люси не отказалась, но взгляд у нее был такой тусклый, что вряд ли можно было рассчитывать на скорое выздоровление. Невзирая на неодобрительное цоканье присутствующих, Рашид сам подложил подушку жене под голову и стал кормить ее, макая хлеб в бульон.

— Спасибо, я больше не могу, — прошептала она.

— Твоей жене нужно поспать, господин, — заявила Хомайра, обиженная тем, что мужчина узурпирует ее обязанности. Она поклонилась Якубу и весьма решительно заявила: — Мой достопочтенный супруг, ты и твои сыновья должны покинуть комнату. Я знаю, как много у вас важных дел.

Якуб был достаточно долго женат на этой женщине, чтобы понять — препираться бессмысленно. Поэтому вместе с сыновьями и зятьями он направился к двери. Эдуарду Якуб сказал с большим достоинством:

— Ты, Рашид, тоже должен пойти с нами. Будем вместе дожидаться возвращения наших воинов. А женщины позаботятся о твоей жене.

У Эдуарда не было выбора. Он не мог остаться, не нанеся смертельного оскорбления хозяйке.

— С удовольствием последую за тобой, Якуб.

Пожав жене руку в последний раз, он вышел следом за старейшиной.

Люси проснулась к вечеру. С улицы доносился грохот барабанов, хриплые крики, смех, свист. Очевидно, в деревне праздновали какое-то радостное событие.

— Так ты проснулась? В самый раз. Шири, дай жене Рашида миску кичри.

Молоденькая девушка лет тринадцати-четырнадцати бросилась выполнять приказ, а Хомайра недовольно покачала головой:

— Я никогда не научу ее вести себя как следует. Глупа, как дохлый верблюд.

— Это твоя дочь? — вежливо спросила Люси. — Очень красивая.

— Как же, дочь! Это младшая наложница моего мужа. — Хомайра презрительно фыркнула и, наклонившись к кровати, сообщила: — Мужу достаются все удовольствия, а мне возись с ней. Всякий, кто знал ее мать, скажет, что в этой семье все женщины ни на что не годятся. Ну, ты сама знаешь, что нужно мужчинам. Приходится уступать. Твой муж, по крайней мере, тебя все еще любит. Не знаешь, он собирается взять вторую жену?

Люси поперхнулась:

— Не знаю.

— Послушай моего совета. Роди ему скорей сына. Сейчас тебе, конечно, об этом и думать не хочется, но такова уж женская доля. Роди ему сына, жена Рашида, и он всегда будет относиться к тебе с уважением.

Задача казалась простой и вполне выполнимой. Должно быть, в афганских семьях с помощью этого уравнения решаются все проблемы. Однако Люси подозревала, что Эдуард никогда не простит ей погибшего младенца. Даже если она родит ему сына и наследника, все равно ей не смыть свою вину. Она тяжело вздохнула. У афганских семей, несмотря на многоженство, явно были свои преимущества. Во всяком случае, там все проще, чем в Европе.